«КУЛЬТУРФИЛОСОФСКОЙ РЕФЛЕКСИИ НАЧАЛА 1930-Х ГОДОВ: К. ЯСПЕРС, О. ШПЕНГЛЕР, Э. ЮНГЕР1 © 2014 О. А. Власова, В. И. Шумаков проф. каф. философии, аспирант каф. философии e-mail: ...»

УДК 1(09)

КРИТИКА МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ В НЕМЕЦКОЙ

КУЛЬТУРФИЛОСОФСКОЙ РЕФЛЕКСИИ НАЧАЛА 1930-Х ГОДОВ:

К. ЯСПЕРС, О. ШПЕНГЛЕР, Э. ЮНГЕР1

© 2014 О. А. Власова, В. И. Шумаков

проф. каф. философии, аспирант каф. философии

e-mail: o.a.vlasova@gmail.com, shumakov.v.i@gmail.com

Курский государственный университет

Авторы обращаются к немецкой культурфилософской рефлексии 1930–1933 гг. и на примере анализа работ К. Ясперса, О. Шпенглера, Э. Юнгера раскрывают основные пространства ее критики: развитие техники и массовой культуры, типизация индивида и уплощение культуры. Отмечается, что работы этого периода предвосхищают тематические пространства немецкой и французской левой критики: критический дискурс представителей Франкфуртской школы, «новых левых» и постструктуралистов .

Ключевые слова: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер, массовая культура, кризис культуры, типизация, смерть индивида, техника, рабочий .

Приблизительно в 1930–1933 гг. в Германии выходит несколько работ, которые не только отмечают осознание европейской культурой и европейскими интеллектуалами поворотности собственной эпохи и ее переходного характера, но и дают весьма четкий портрет современности. Это «Годы решений» О. Шпенглера, «Духовная ситуация времени» К. Ясперса и «Рабочий. Господство и гештальт»

Э. Юнгера. В них, кроме сквозной темы кризиса культуры, мы видим конкретную историческую ситуацию Германии, переживающей затяжной послевоенный экономический кризис и проживающей свои последние годы и последние месяцы до национал-социализма .

Ю.Н. Солонин обрисовывает ее следующим образом: «Крах великой империи, мыслившей свое существование категориями тысячелетий, унижение гордой нации, культурное разложение и распад общества, повлекший малоудачную революцию и затяжную фазу хозяйственного развала. С горизонта духовных ориентиров общества исчезли нравственные ценности; прежде четкие представления об устойчивости и гарантированном расцвете как исторической перспективе Германии сменились чувством безысходности, разочарования и отчаяния» [Солонин 2000: 32–33] .

Все три работы выражают переживания немецких интеллектуалов, центральная черта которых – четкое осознание своего времени. И это время Германии, потерпевшей сокрушительное поражение в Первой мировой войне. Миллионы убитых и раненых, сотни тысяч военнопленных, утраченные территории, репарации, спад промышленности, голод – это только основные потери, которые она вынуждена была вынести. Немцы ощущают себя лишенными собственных корней, и собственная эпоха воспринимается ими не как героическое настоящее, а как утраченное безвременье, не связанное с прошлым и не несущее будущего. «Настоящее, – пишет И.Я. Биск, – было ужасным, будущее казалось беспросветным» [Биск 1990: 133–134]. Как нельзя Работа подготовлена в рамках проекта «Концептуальный анализ философии Карла Ясперса в свете биографического подхода» по гранту Президента РФ по государственной поддержке научных исследований молодых российских ученых – докторов наук (МД–205.2014.6) .

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

отчетливо, немцы ощущали свою погруженность в специфическую историческую ситуацию. «В сравнении с таким временем человек оказывается оторванным от своих корней, когда он осознает себя в исторически определенной ситуации человеческого существования. Он как будто не может более удерживать бытие» [Ясперс 1991: 288], – пишет К. Ясперс в «Духовной ситуации времени» .

Это чувство потерянности в Германии конца 1920-х – начала 1930-х гг .

усиливается вследствие стремительной американизации культуры. Германия переживает настоящий технический переворот и «нашествие» массовой культуры .

Техническое развитие задается появлением на экономической сцене промышленных гигантов и автоматизацией производства, что помогает выжить в ситуации стремительной гиперинфляции. Этот технический прогресс подталкивает массовую культуру, включая в цикл потребления все группы населения и позволяя удовлетворять потребности и богатых, и бедных. Так Германия быстро превращается в страну массового потребления: супермаркетов, моды, рекламы .

Не удивительно, что эта реальность попадает в пространство философской рефлексии. Самая известная работа здесь – «Духовная ситуация времени» Карла Ясперса, написанная как раз в тот период, когда он окончательно отошел от психиатрии к философии [Власова 2008]. В ней он, пытаясь определить основные черты собственной эпохи, называет массовизацию культуры и развитие техники. К этим явлениям он возводит наблюдающееся уплощение существования человека .

Именно посредством техники, по мысли Ясперса, исчезают преграды времени и пространства, уходит таинственность и непознанность, создается такое ощущение, что все знают все и всех. «Преодоление техникой времени и пространства в ежедневных сообщениях газет, в путешествиях, в массовом продуцировании и репродуцировании посредством кино и радио создало возможность соприкосновения всех со всеми. … Людей, занимающих ведущие посты, знают так, будто ежедневно с ними встречаются»

[Ясперс 1991: 308], – подытоживает Ясперс. Что еще более существенно – «масса как толпа не связанных друг с другом людей…» [Ясперс 1991: 313] становится доминирующим пространством культуры и жизни человека. Здесь все одинаковы и равны, все завидуют всем остальным. В этой массе все люди – «муравьи», все – функции, все занимаются одним и тем же делом, все похожи друг на друга .

Такая ситуация, которую уже после Ясперса назовут ситуацией глобализации, порождает преобладание всеобщего. Человек, на его взгляд, становится производственной единицей, не мыслит себя вне общества и предстает только как «мы». Человек становится функцией, он должен быть не размышляющим, а деловитым, то есть должен успешно ориентироваться в текущих задачах, в фактах и соответствовать правилам. От него больше не требуется ума и честности, глубины и саморазвития, успех в обществе определяется умением ориентироваться в актуальных тенденциях. Отражением этого Ясперс называет погоню за сенсациями и достижениями техники, развитее индустрии развлечений. Простота и единство берет верх: мода, жесты, манеры, вежливая улыбка .

Точно так же, как лишается своей уникальности вещь и упрощается культура, уплощается человеческая личность, становясь заменимым элементом целого, утрачивая свою уникальность. «Создается впечатление, – подмечает Ясперс, – что мир попадает во власть посредственности, людей без судьбы, без различий и без подлинной человеческой сущности» [Ясперс 1991: 311]. Человек больше не развивается, не растет над собой, единственной его задачей оказывается задача занять какое-либо место в аппарате – на фабрике, в фирме, обществе, – в зависимой и направляемой бюрократией ячейке .

Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014 .

№ 2 (30) Власова О. А., Шумаков В. И. Критика массовой культуры в немецкой культурфилософской рефлексии начала 1930-х годов: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер Люди, которые занимают в аппарате высокие должности, – это «беспардонные индивиды», использующие других, одержимые продвижением по карьерной лестнице, не задумывающиеся ни о чем, лживые, умеющие завоевать расположение и не способные терпеть тех, кто отличается самостоятельностью и душевной жизнью .

«Поскольку высокого положения достигает только тот, кто пожертвовал своей сущностью, он не хочет допустить, чтобы другой ее сохранил» [Ясперс 1991: 312], – так характеризует этих людей Ясперс .

Несмотря на то что современный порядок существования, по Ясперсу, – это технический порядок и порядок прогресса, этот нарастающий технический аппарат и прогресс, удовлетворяющий все потребности, не могут быть постоянными .

Технический порядок создает человек, пытаясь выжить и преодолеть господство сил природы. Он постоянно выходит за границы технического порядка, расширяя его все больше и больше. Однако границы эти и есть он сам. Как пишет Ясперс, «эти границы выступают здесь как его противники, но в них он, собственно говоря, и присутствует в качестве самого себя, того, кто не входит в установленный порядок. Если бы он полностью одолел противника порядка своего существования, он потерял бы самого себя в созданном им мире» [Ясперс 1991: 322] .

Противоречие между порядком существования и человеком есть противоречие между универсальным, техническим, массовым аппаратом и уникальным, специфическим миром существования. Человек всегда должен оставаться человеком и «не может быть человеком, если он оторван от своей почвы, лишен осознанной истории, продолжительности своего существования» [Ясперс 1991: 323]. Поэтому он не может полностью погрузиться в технический порядок и стать его функцией, он всегда, в большей или меньшей степени, должен сопротивляться ему, чтобы сохранить себя и свою человечность. Преодолевая себя в техническом мире, он вынужден сохранять себя, поскольку сам технический мир существует лишь постольку, поскольку существует человек, и он есть его достижение. Сохранение человека Ясперс называет главной целью своей экзистенциальной философии, начала которой он впервые формулирует именно в этой работе .

В критике технизации и массовизации Ясперс оказывается близок к представителям так называемой «консервативной революции», в частности к идеям, высказанным в то же время О. Шпенглером и Э. Юнгером .

Освальд Шпенглер проделывает опыт такого осмысления в двух своих работах:

во первых, в своем докладе «Годы решений», который он читает в 1930 г. и который выходит в печать спустя два года, и до этого в своей основополагающей работе «Закат Европы», где намечает и прорабатывает идею кризиса европейской культуры .

Учение о массовой культуре и попытка осознания массовой культуры встраивается в философии Шпенглера в общую канву его философскокультурологических и философско-культурных исследований. Он прекрасно осознает, что европейская культура переживает не лучшее время, и говорит о кризисном характере эпохи. Поворотность эпохи, по мнению Шпенглера, заключается в том, что Европа совершает на его глазах переход от культуры к цивилизации: культура Европы деградирует. Она перевоплощается, становится не элитарной, а массовой: она движима сиюминутными потребностями, а не вечными идеалами .

Основания этих изменений он возводит к XVIII в., к эпохе Нового времени. На его взгляд, переход от цивилизации к культуре был заложен в европейской истории, в европейской философии начиная с первых шагов просвещенческих проектов. И виной всему – сглаживание сословной структуры общества. Это сглаживание социальной иерархии он называет главным изменением, которое подготавливает современную европейскую революцию .

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

Сглаживание социальной иерархии, по Шпенглеру, приносит излишнее акцентирование статуса рабочего – того человека, который является основной силой изменяющегося общества. Рабочий выделяется на фоне других слоев общества, он отличается от крестьян и ремесленников, его статус становится все выше и выше .

Таким образом постепенно, к XX веку рабочий превращается в пролетария – основную революционную силу. Однако если для революции, социально-политических трансформаций он играет какую-то роль, то культуру, по мнению Шпенглера, он только губит, формируя деструктивную по своему характеру городскую массу .

«Описание Шпенглером городской массы, – указывает В.В. Афанасьев, – во многом совпадает с платоновским описанием “трутней”, которые паразитируют на теле общества и приводят его в конечном счете к гибели» [Афанасьев 2009: 71] .

Шпенглер напоминает, что рабочий, в отличие от крестьянина, дистанцирован по отношению к земле: у него нет дома, нет устойчивых ценностей и приоритетов. Он является более удобной силой для общества, однако не укоренен в культуре .

С.Е. Вершинин подчеркивает: «Место кризиса европейской цивилизации – это большие города, где собираются лишенные корней и земли массы. Шпенглер выстраивает почти апокалиптическую картину смены социальных ценностей: вместо инстинкта продолжения рода возникает эгоизм, вместо мудрости старых христианских родов – дух дня, вместо чувства долга – чувство мести и т.д.» [Вершинин 2007: 216] .

Культура, где на первый план выступает рабочий, становится культурой рабочего, то есть, по мнению Шпенглера, культурой необразованных слоев населения .

«Основная проблема культурного творчества в эпоху перехода к цивилизации состоит, по мнению Шпенглера, в том, что люди перестают стремиться достичь высших идеалов красоты, а стараются сделать искусство понятным для самых широких масс населения», – отмечает В.В. Афанасьев [Афанасьев 2009: 40]. Не низшие слои населения поднимаются до высших, а высшие опускаются до низших. Он подчеркивает: «Такова тенденция нигилизма: никто не думает о том, чтобы поднять массы до высоты настоящей культуры; это хлопотно и неудобно, возможно, отсутствуют и определенные предпосылки. Напротив – строение общества должно быть выровнено до уровня сброда. Должно царить всеобщее равенство: все должно быть одинаково пошлым» [Шпенглер 2006: 46]. По мнению Шпенглера, этому способствует идея равенства. Равенство воплощается в культуре: теперь люди тратят деньги на одни и те же вещи с целью одинакового удовольствия .

Шпенглер выражает критическое настроение своего времени. Он описывает то, что происходило вокруг него. Он говорит о легких деньгах, заполонившем все клубы джазе, негритянских танцах, о женщинах, которые стоят на улице, о падении вкуса даже у благородных дворян, об излишне критическом настроении общества к благородным слоям, о том, как это охотно высмеивается в современной пьесе и современном романе. Ненависть к высшим слоям общества, на его взгляд, указывает не только на ненависть к традициям, обычаям, высокой культуре. Красота, вкус, манеры, правильная речь воспринимаются как враждебные. Единственное отношение, которое формируется, это отношение критики и неприязни. Высокое, как он подчеркивает, сменяется низким .

Высокие идеалы, сложные проблемы, долг, ответственность уступают место мелочному сведению счетов, ненависти, страху, ничего не значащим понятиям .

«Отсюда, – указывает Шпенглер, – мелочные, смешные, но становящиеся очень важными заботы в виде “проблем” моды, кухни, брачных и внебрачных любовных связей и, прежде всего, скуки, которая ведет к пресыщению жизнью. Из вегетарианства, спорта, эротического вкуса пытаются вывести “мировоззрение” .

Доходят до самоубийства, потому что не получают желаемое вечернее платье или Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014 .

№ 2 (30) Власова О. А., Шумаков В. И. Критика массовой культуры в немецкой культурфилософской рефлексии начала 1930-х годов: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер любовника, или потому что не приходят к общему мнению о сырой растительной пище и загородных прогулках» [Шпенглер 2006: 126]. Это приводит к тому, что подлинные ценности, подлинные вещи уступают ложным идеалам и деньгам .

На фоне подмены подлинного ложным, на его взгляд, и развиваются современные формы культуры, среди которых наибольшее место в его творчестве занимают пресса и техника. Пресса – это новая основа современного общества и новая сила в войне между государствами. Если в высокой фаустовской культуре, по мнению Шпенглера, основной силой был порох, то теперь в качестве этой силы выступает книгопечатание. «Порох и книгопечатание, – подчеркивает он, – одной крови...»

[Шпенглер 1998: 490]. В современной культуре политика делается с помощью прессы .

Эта политика определяет чаяния, потребности и удовольствия людей. Печатное слово становится самым смертоносным оружием современной эпохи .

Стремительные трансформации культуры, на взгляд Шпенглера, являются результатом стремительного развития техники и усиления ее влияния на жизнь человека. Особенность машины в том, что она многократно усиливает мощь человеческого разума и, таким образом, только способствует господству человека .

Одновременно с этим Шпенглер указывает на негативные последствия наблюдающихся в современном ему времени изменений. Он говорит о том, что живет в переломную эпоху, когда люди сделали все окружающие вещи и явления зависимыми от самих себя, но одновременно сами впали в зависимость.

Он подчеркивает:

«...фаустовские люди сделались рабами своего создания. Их численность и все устройство образа жизни оказались вытеснены машиной на такой путь, на котором невозможно ни остановиться хоть на миг, ни отступить назад» [Шпенглер 1998: 535]. В зависимости от мира машин и мира техники, пала социальная структура общества, жизни обычных людей и их быт. Машины стирают различия между классами, назначают новые классы господ, а другие отходят на второй план. И, таким образом, культура приобретает совершенно другой облик .

Обозначенная Шпенглером идея машинного господства и торжества культуры рабочего слоя достигает своей кульминации в трудах Эрнста Юнгера, в частности в его работе «Рабочий. Господство и гештальт» .

На взгляд Юнгера, кризис культуры связан с упадком бюргерства и выходом на передний план так называемого «гештальта рабочего». Гештальт рабочего – это некая специфическая совокупность культурных и индивидуальных социальных изменений, которая вращается вокруг самой фигуры рабочего и основного пространства его деятельности – труда. Гештальт рабочего не является тем, что запускает изменения, и одновременно тем, что отражает изменения. Гештальт – это целостность, которая одновременно и является отражением, и предстает пусковым толчком .

Происходящие изменения, то есть смену бюргерства гештальтом рабочего, мы можем увидеть в культуре. Юнгер указывает на тот факт, что на место тихой культуры современного бюргерства приходит чрезвычайно динамичная культура больших городов, которые становятся сосредоточением противоречий. В них господствуют холодные отношения между людьми и сменяющие друг друга события. Люди функционируют среди одинаковых зданий, одинаковых улиц, на которых друг с другом переплетены различные стили. Они объединяются с другими такими же людьми. В городах усиливается течение времени, и импульсивный динамизм становится основной их характеристикой. Юнгер пишет: «Это картина возросшего движения, сурового и не взирающего на лица. Это движение зловеще и однообразно; оно приводит в действие механические массы, чей равномерный поток регулирует звуковые и цветовые сигналы» [Юнгер 2000: 162]. Разумная и размеренная жизнь в таких городах со зловещим движением превращается в «автоматическое времяпрепровождение» .

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

Образ городов, нарисованный Юнгером, полностью отражает облик современной ему Германии и ее столицы. «Берлин во время мирового экономического кризиса 1929–1933 гг., – пишет В.Г. Баев, – это тот же лихорадочный (похожий на американский) ритм жизни, но уже с ощущением зыбкости уходящей из-под ног почвы» [Баев 2002: 20]. В этом потоке, по Юнгеру, человек становится своеобразной жертвой. Он старается приспособиться к стремительной смене событий, пытается успеть за временем, но это время его поглощает. В усилении темпа жизни, ускорении движения, по мнению Юнгера, выражается язык работы, язык рабочего. Это голая механика, механическое движение, доведенное до автоматизма .

В механической культуре, в больших городах, на взгляд Юнгера, просто не может развиваться искусство. Оно уплощается, становится поверхностным, на первый план выходят те его виды, которые наиболее просты. Происходит утрата индивидуальности и физиогномики. На второй план отступает живопись, развивается фотография, которая представляет не индивидуальные лица, а типажи. Жизнь в новом искусстве начинает открываться совершенно другой стороной.

Юнгер указывает:

«Скорее, мы обнаруживаем, что жизнь начинает демонстрировать фрагменты, которые предназначены именно для линзы и совершенно не предназначены для карандаша»

[Юнгер 2000: 200]. Уплощается классический театр, потому что он больше не может выражать характер индивида. На смену театра приходит кинематограф, который не может показать индивидуальное начало человека, и на смену уникального человеческого характера в кино приходит типаж. То же самое происходит и в литературе. Ее уплощение выражается в том, что на смену книге приходят бульварные газеты, которые постоянно увеличивают свои тиражи, которые не требуют глубокого чтения: человек может их просто просматривать .

Специфическим явлением, которое появляется в пространстве гешальта рабочего и которое влияет на упадок искусства и воцарение массы, по мнению Юнгера, является техника. Техника даже не отражает гештальт рабочего, она приходит вместе с ним. Юнгер подчеркивает: «Техника – это тот способ, каким гештальт рабочего мобилизует мир. Та мера, в какой человек решительным образом становится в отношение к ней, та мера, в какой она не разрушает его, а ему содействует, зависит от той степени, в какой он репрезентирует гештальт рабочего» [Юнгер 2000: 235] .

Совершенно не важно, в каком жизненном пространстве человек соприкасается с техникой – стоит ли он на работе за какой-то машиной, или он слушает дома радио .

Техника выражает порядок современного гештальта, обезличивая человека и выводя на первый план массу .

Все эти изменения в культуре, искусстве и технике олицетворяют, прежде всего, изменения образа человека и образа массы. В новом гештальте рабочего на второй план уходит как человек, так и сама масса. Отличительной чертой эпохи рабочего является формирование образа массового человека. Человек теряет свой индивидуальный облик и становится частицей массы. Он утрачивает индивидуальную физиогномию, лицо, специфический стиль одежды, манеру речи, он становится типичным. И Юнгер подчеркивает, что основным действующим лицом новой культуры рабочего является тип, а не человек. Он больше не является индивидом, он не несет больше достоинства личности, и поэтому он больше не может формировать группу. «В общем, – подчеркивает Ю. Эвола, – тип знаменует переход от “единичного” к “единообразному”» [Эвола 2005: 83] .

Масса как группа является суммой индивидов, границы каждого из которых строго очерчены. Вследствие распада индивидуальности, она превращается в неопределенный поток, сплетение, которое массой в полной мере назвать нельзя, которое движется хаотично и напоминает, по Юнгеру, движение муравьиных колонн, Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014 .

№ 2 (30) Власова О. А., Шумаков В. И. Критика массовой культуры в немецкой культурфилософской рефлексии начала 1930-х годов: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер подчиненных властному порядку техники, работы. Утрата индивидуальности выражается на всех уровнях функционирования общества. Во всех этих изменениях он видит порождения определенного типа, «...чьи свойства обладают большим единством и соразмерны задачам, встающим в рамках того порядка, который определяется тотальным характером работы» [Юнгер 2000: 172]. Отражение этого типа мы видим в искусстве и культуре, в моде, что реализуется, например, в упадке стиля и в уплощении стиля одежды. Упадок моды, типовая манера одеваться олицетворяет упадок индивидуальной физиогномики .

Уплощенность культуры, искусства и человека приводит к постепенно формирующемуся голоду по индивидуальности и одиночке. Поскольку масса изменяется, слабовыраженными становятся полюсы индивидуальности. Юнгер подчеркивает: «...оба полюса индивидуального мира, полюс массы и полюс индивида, согласуются друг с другом; на одном полюсе не может произойти ничего, что не имело бы значения для другого. Чем больше становится массы, тем сильнее ощущается голод по великому одиночке, в существовании которого находит свое подтверждение существование мельчайшей частицы массы» [Юнгер 2000: 331] .

В понятии голода по одиночке, уплощении индивида и трансформации массовой культуры Юнгер предрекает понятие смерти человека, которое начнет формироваться уже мыслителями Франкфуртской школы и постструктуралистами. Он одним из первых использует этот термин, «смерть человека», и подчеркивает тот факт, что в современной ему культуре мы уже не можем найти уникальной личности, даже если внимательно присмотримся к основным ее пространствам. За различными выражениями времени мы не можем найти ничего, кроме распада старой души. Новая культура, на его взгляд, еще не сформировалась. Мы видим ее предтече в техническом прогрессе, в развитии автоматизации, в поступи гештальта рабочего. Пока же распадается старый образ, и в этом распаде еще не заметно никаких конструктивных элементов .

Ощущение переходности эпохи – центральное для всех трех работ. Не зря Шпенглер называет это время «годами решения», «эпохой между временами», а Ясперс впоследствии будет характеризовать его как пограничную ситуацию исторического существования человечества. В идее Юнгера о наступлении порядка рабочего мы видим лишь зыбкое ощущение, но не определение перемен. Это зыбкое ощущение того, что «что-то происходит», – одновременно и отражение, и предвосхищение будущего, которое для Германии и ее истории будет слишком разрушительным .

В этом ощущении кризиса и критики современности, наравне с провидением своей исторической судьбы, заметна и вполне органичная реакция на стремительный научно-технический прогресс, реакция предвосхитившая критический дискурс представителей Франкфуртской школы, а также дискурс «новых левых» и постструктуралистов. Нарастание власти техники, ускоряющиеся шаги машинного производства, уплощение человека и его типизация, гибель высокой культуры и «нашествие» культуры масс, наконец, «смерть индивида» (о которой пишет Юнгер) – четкое предзнаменование немецкой и французской левой критики и, несомненно, ее исток .

–  –  –

Афанасьев В.В. Социология политики Освальда Шпенглера. М.: КДУ, 2009 .

192 с .

Баев В.Г. Германское государство в межвоенный период 1919–1933 гг. в зеркале мемуарной литературы 60-80 гг. XX в. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2002. 112 с .

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

Биск И.Я. История повседневной жизни населения в Веймарской республике .

Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1990 .

Вершинин С.Е. Освальд Шпенглер как геополитик // Шпенглер О. Годы решений. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 210–223 .

Власова О.А. Между психопатологией и философией: путь Ясперса // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета .

2008. № 1 (5). URL: http://scientific-notes.ru/pdf/005-06.pdf (дата обращения: 12.02.2014) .

Солонин Ю.Н. Эрнст Юнгер: Образ жизни и духа // Юнгер Э. Рабочий .

Господство и гештальт. СПб.: Наука, 2000. С. 5–54 .

Шпенглер О. Годы решений / пер. с нем. В. В. Афанасьева; общ. ред .

А.В. Михайловского. М.: СКИМЕНЪ, 2006. 240 с .

Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. Очерки морфологии мировой истории. М.:

Мысль, 1998. 608 с .

Эвола Ю. «Рабочий» в творчеств Эрнста Юнгера / пер. В.В. Ванюшкиной. СПб.:

Наука, 2005. 192 с .

Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. Тотальная мобилизация. О боли / пер. с нем. А. В. Михайловский, под ред. Д. В. Скляднева. СПб.: Наука, 2000. 540 с .

Ясперс К. Духовная ситуация времени // Ясперс К. Смысл и назначение истории / пер. с нем. М.И. Левиной. М.: Политиздат, 1991. С. 288–419 .

Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014.